Читать книгу "Не здесь и не сейчас. Роман - Сергей Новиков"

Он не замечал ни самодовольства, напрочь отсутствовавшего у той Станиславы, по которой он тосковал, ни пафосной пустоты словесных штампов, призванных изобразить философию с психологией. Читая подобные пассажи, он понимал только одно: ему снова отказали. Каждое её письмо запускало один и тот же цикл переживаний. Начиналось всё с гнева, потом следовало окончательное и бесповоротное решение забыть навсегда, после которого Макс проводил несколько дней в эйфории, вызванной ожиданием идеальной девушки для новой большой-чистой любви: ведь такая девушка просто не могла не появиться после того, как Макс решил, что место для неё теперь вакантно. Девушка либо не появлялась вообще, либо оказывалась обманувшей надежды фальшивкой, и эйфория сменялась опустошением. Пустоту он заполнял воспоминаниями о прекрасной истории, случившейся с ним летом, и как-то незаметно для себя снова начинал верить, что возращение в Эдем (то есть возобновление романа со Станиславой) зависит только от него. С детства им твёрдо были усвоены установки в духе «кто хочет — тот добьётся», поэтому заканчивался цикл самоедскими укорами, что плохо хотел, мало прикладывал усилий и вообще пока не заслужил.

Именно на этой стадии переживаний Максу привалили шальные деньги от интеллигентного московского бандита, и он начал фантазировать, как приедет к Станиславе с охапкой цветов, как она оттает и с улыбкой процитирует то, что он читал ей в одну из июньских ночей: «Никогда не просить прощения… Не разговаривать. Посылать цветы. Без письма. Только цветы. Они всё покрывают. Даже могилы.»[51], после чего всё у них станет, ещё лучше, чем летом.

7

Он снял номер в гостинице, оставил там купленный за три тысячи ликёр «Амаретто Дисаронно» и лёгкую закуску — бананы, виноград, шоколад. Потратив остатки денег на взятку горничной за гостя в номере после 23.00[52] и пятнадцать крупных пурпурных роз, он отправился в общежитие медиков, где Станиславу приютил кто-то из многочисленных знакомых её брата.

Максим боялся обнаружить её проживающей в одной квартире с какими-нибудь «просто друзьями» вроде тех, у которых она летом курила марихуану, но квартира оказалась женской. Правда, на кухне по-хозяйски развалился одетый в домашнее тип, который смотрел на Макса с откровенной неприязнью. Станислава попросила типа найти вазу для цветов, и Макс едва не сошёл с ума, пытаясь понять, к кому можно обратиться с подобной просьбой — к любовнику, который не станет ревновать к такой мелочи, или к поклоннику, которому ревность только на пользу. Тип вышел, они остались вдвоём. Со времени их последней встречи Станислава заметно располнела, и первые её слова были комментарием к данному факту:

— Я на днях подумала: согласилась бы я стать такой же толстой, как Монсерат[53], но чтоб за это я могла так же близко, как она, общаться с Фредди? И, знаешь, я бы согласилась. Если Фредди тебя боготворит, если ты сама можешь быть так близко к нему, каждый день разговаривать, и даже обнимать его, то не важно, насколько ты толстая. Ну, а раз Фредди больше нет, то это тем более не важно.

Макс понял, что как кавалера его по-прежнему не воспринимают, но продолжил действовать по плану, стараясь успеть до возвращения посланного за вазой типа в трениках. Он попытался сказать вслух то, о чём так часто писал:

— Понимаешь, я в последнее время постоянно думаю о тебе и том, как всё тогда у нас получилось. Конечно, я сам во всём виноват, но… Наверно, летом меня совсем прибила та история с армией. Я ведь тогда жил как в тумане каком-то, не понимал, что ты для меня значила на самом деле, но сейчас…

Она его перебила:

— Слушай, я это уже поняла, ты много про это писал. Я на тебя не сержусь, честно.

Макс оживился:

— Тогда, может, мы поговорим где-нибудь вдвоём? Вдвоём в смысле, чтобы просто можно поговорить нормально, спокойно, чтоб ты и я. Ну, в общем… в общем, не знаю, как быстро объяснить, ну, вот как летом было, чтобы так вот, как тогда, поговорить. Не через письма, в них про важное почему-то поговорить не получается, и не при людях… Я сейчас живу в гостинице…

Она усмехнулась и снова его перебила:

— В гостинице? От тебя неожиданно, конечно, но намёк понят, как говорится. Нет, подожди, ты точно уверен, что тебе это нужно? Свидание в гостинице, я имею в виду? Я сейчас, пожалуй, не прочь и согласиться, но, честно говоря, не понимаю, зачем тебе это нужно. Ты ведь вроде мне про что-то другое писал. Или я тебя не так поняла?

Он не догадался, в чём подвох, услышав только, что она, кажется, не отказывается поговорить наедине:

— Конечно, нужно, ты не представляешь, как нужно. Если ты правда не против, может, поедем прямо сейчас?

В гостинице Станислава с огромным удовольствием съела почти все фрукты, запив их двумя стаканами «Амаретто». В непосредственности, с которой она радовалась ликёру и фруктам, было что-то интимное, вернувшее Макса в утро их первого завтрака, и он почти поверил, что сегодня всё снова станет, как летом. Выкурив у открытого окна несколько сигарет, она с ногами забралась на кровать, и, насмешливо глядя на Макса, начала расстёгивать тугие медные пуговицы на джинсовке. Ни футболки, ни белья под курткой не оказалось. Через несколько секунд Станислава с недовольной интонацией сказала «Ну и?», а Макс, кажется, догадался, в чём подвох, и, испугавшись догадки, засуетился.

— Подожди, но ведь мы ещё не поговорили, мы ведь не для этого…

— А при чём тут какие-то «мы»? Лично я — для этого, — в который раз за вечер перебила его девушка.

Следующие полчаса она наблюдала за его безрезультатной вознёй в постели. Макс принял вызов, понадеявшись на злость, но выяснилось, что злость вовсе не является гарантией от бессилия. Станислава была похожа на куклу, с которой можно делать всё, что угодно, но вот добиться от неё какой-либо реакции на свои действия нельзя. Каждая новая попытка расшевелить её приводила к ещё большему позору, и заканчивалась тем, что по низу живота разливался парализующий холод. Макс всё глубже проваливался в трясину вежливого и предупредительного презрения, излучаемого Станиславой. Вскоре даже малейшие надежды на эрекцию улетучились.

Он стоял у стола и допивал из горлышка остатки «Амаретто». За его спиной Станислава села на кровати и сказала:

— Бедная я толстая девочка. Фредди умер, а меня позвали на свидание в гостиницу и даже трахнуть не могут.

Макс вспомнил, как перед поездкой к ней воображал сцену из Ремарка, и задрожал, как мастурбирующий подросток, в комнату которого внезапно вошли взрослые. Не оборачиваясь, он вышел в коридор и спустился в круглосуточный магазинчик за водкой. Когда он вернулся, Станиславы в номере уже не было.